Историю эту в иных краях рассказывают по-разному. И то дело: не везде сейчас о колдовстве можно говорить вслух. Оттого и вышло, что в пересказах тех главное позабылось, мораль стала иной, словно сказку вывернули наизнанку: рукава те же, материал такой же, а вид – нет, вид совсем не тот. Впрочем, мой рассказ ничуть не правдивее остальных - но и не более лжив.
Как говорили мне, случилось это во Фреченто, что на север от Иллирии. Городок бойкий, хоть и не столица, а карманников - так едва ли не больше, чем на иллирийском рынке. Полно богатых домов с красной черепицей, улицы и площади мощены камнем, а в праздники, когда повсюду флаги, ленты и цветочные гирлянды - ничуть от Иллирии не отличить, клянусь своим болтливым языком.
Колдовство, о котором пойдет речь в нашей истории, в ту пору пребывало в почете, и чародеи сравнялись в правах с самыми знатными господами, даром что управлять своими имениями не умели и шальное богатство спускали быстрее, чем наживали – то бишь, в считанные дни.
Один такой колдун, именовавшийся Питти, проигравшись накануне в игорных домах Иллирии в пух и прах, прибыл во Фреченто и остановился в захудалой гостинице. Расплатиться ему пришлось щегольским бархатным плащом, а затем хозяин еще и шпоры с него стребовал, ведь денег при себе у Питти не имелось вовсе. Не в первый раз наш колдун оставался с пустым кошельком и голодным брюхом, ведь он был весьма молод и по человеческим, и по чародейским меркам, однако в тот промозглый зимний вечер его одолела тоска по мирной и спокойной жизни.
-Ох, да сколько можно куролесить! – бормотал он себе под нос, с отвращением цедя дешевое вино. – Чуть только избавлюсь от долгов, как снова все истрачу! Пустая голова! Кредиторы шкуру с меня спустят, и верно сделают, ничего иного я не заслужил…
Однако поступки колдуна несколько противоречили его словам: с кредиторами юный Питти встречаться определенно не желал и шкуру свою берег, оттого сбежал из Иллирии куда глаза глядят. Сумма, которую он задолжал, была весьма солидной, и надеяться на то, что ближайшие заработки восполнят долг, не приходилось. Имение Питти давно уж пришло в упадок, и, даже пустив его с молотка, молодой чародей не спас бы себя от долговой ямы. К тому же, он любил свой старый дом и, несмотря на нынешнюю свою легкомысленность, не желал с ним расставаться, смутно надеясь, что в будущем сумеет остепениться и осесть в родных краях.
По всему выходило, что следовало жениться.
В те времена знатные господа нередко отдавали младших дочерей за чародеев, считая их если не ровней себе, то, по меньшей мере, ловкими пройдохами, которые нигде не пропадут. Но деньги идут к деньгам, и невесты с богатым приданым доставались отнюдь не тем колдунам, которые кутили без продыху в ночных притонах столицы. Питти знал, что долгами и разрушенным поместьем ему во Фреченто отцов зажиточных семейств не прельстить, хвастать же чародейской одаренностью перед теми, кто в уме ловко считает деньги, и вовсе дело бессмысленное. Что толку рассказывать о том, как велики твои умения, если твой плащ в залоге у трактирщика?..
Однако у Питти имелся козырь: он был весьма хорош собой, и достояние это было честным, без единой капли магии. Придирчиво рассматривая свое отражение в начищенном медном чайнике, он изгибал брови, принимал суровый вид, щурил глаза - редчайшего зеленого цвета! – и поправлял черные, как смоль, волосы. «Да какая из девиц этого города устоит передо мной? – наконец подумал он, удостоверившись в собственной привлекательности и вернув чайник недовольной кухарке. – Когда в дело нельзя пустить деньги, приходит время для любви! Довольно растрачивать себя на бесполезные страсти, пора этому дару богов принести мне хоть какую-то пользу. Решено! Завтра я продам коня, узнаю, в каких домах здесь есть девицы на выданье и женюсь на самой богатой!.. Пусть будет страшна как смертный грех – мне всегда отлично удавались мороки и личины, порадую женушку в счет приданого. А окажется благонравна – продлю ей жизнь и молодость вровень со своими собственными!».
Мысль о том, чтобы пустить в ход чары обольщения или какие-либо иные заклинания, в голову Питти не приходила – как видим, то был честный юноша, несмотря на дурные склонности.
Но судьба-злодейка решила пособить по-своему и сбить нашего колдуна с верного пути. В ту же гостиницу тем же вечером вошел Лютио, такой же лоботряс, как и Питти, только безо всякой склонности к чародейству.
-Кого я вижу! – вскричал он, завидев грустного Питти. – Что за прекрасная случайность! Я только что думал, где бы мне отыскать чернокнижника – и тут повстречал Питти-бродягу! Давно ли ты из Иллирии? Как занесло тебя в наши края?
Питти поморщился, услыхав, как его зовут бродягой – кому приятно считаться безземельным искателем приключений? Одно дело хвастать, что ищешь удачи, во хмелю рассыпая повсюду золото из карманов, а другое – именоваться бродягой, сидя без плаща и денег в грязной гостинице. С Лютио он познакомился, когда был богат и весел, а теперь выходило, что веселился он не как баловень судьбы, а как обычный дурак. Но старый приятель словно не замечал кислое лицо колдуна и продолжал:
-Ты-то мне и нужен, дружище. Спасти меня может только чудо, а ты на них горазд.
-Мои чудеса не так-то дешевы, - ввернул Питти, насторожившись.
-Кто вспоминает деньги, когда говорит о любви? – отмахнулся Лютио, заставив Питти помрачнеть еще больше. – А я прошу тебя спасти двух влюбленных от разлуки, от вечного горя…
-Если у влюбленных не имеется денег, чтобы оплатить мои услуги, то счастливый конец их все равно не ждет, - решительно сказал колдун. – К чему нищим любовь? Они все равно умрут с голоду не завтра, так через неделю.
-Ты неисправим, - Лютио вздохнул. – Разумеется, я заплачу тебе, сколько скажешь. Но ты мог хотя бы поздравить меня с тем, что я решил жениться!
-Жениться? Поначалу ты говорил всего лишь о влюбленности… Так твои дела совсем плохи!.. – подозрительность Питти продолжала усиливаться. – Ты разорен? Отец лишил тебя наследства?
-Да полно тебе! – расхохотался Лютио с безмятежным видом счастливого человека, который готов к любым проявлениям зависти окружающих. – Говорю же – я влюблен. И чувства мои взаимны.
-А девица, разумеется, бедна, как церковная мышь?
-Что ты! Она из богатой семьи! За ней дают приданое, которое позволит нам жить безбедно до самой старости, пока мы с Фосси не умрем в один день.
Питти, заслышав это, единым махом допил вино, скривился и пробормотал что-то сердитое под нос. Лютио показалось, что приятель ругает вино, но на самом деле то было: «Как везет дуракам, помилуй бог!».
-Так в чем же ваша беда? – спросил он, тщетно пытаясь скрыть раздражение. – Наверняка эта Фосси еще и хороша собой, точно фея!
-Мила, добра, учтива, - перечислял Лютио. – В нее влюблен весь город, но добиться взаимности повезло одному лишь мне. И все бы ничего, если только…
-Ох, не томи! – вскричал Питти. – Я устал радоваться твоему счастью, признаться честно!
-Да вся беда в ее старшей сестре! – счастливый избранник прекрасной Фосси сморщил нос и высунул язык, точно ощутив внезапный приступ тошноты. – В нее вселился демон!
-Всамделишный демон? – неподдельно удивился молодой чародей. – И что же нечестивого он творит? Дышит серой и огнем? Требует кровавых жертв?
-Гораздо хуже, - отвечал Лютио печально. – Одержимая отказывается выходить замуж.
-Тьфу! Мало ли девиц отказывается идти под венец? – презрительно фыркнул Питти. – Должно быть, жених ей нехорош.
-К ней сватались все лучшие холостяки Фреченто! Никто ей не по нраву! И, к тому же… Ей уже за двадцать! Разве может старая дева по доброй воле отвергать женихов? Да ей положено со свечкой бегать по всему городу и молить первого встречного, чтобы женился на ней! Без нечистой силы тут не обошлось. Отец давал за ней едва ли не лучшее приданое, чем за моей Фосси, и многие считали, что уломают строптивую девицу-перестарка. Но нрав у ней таков, что кое-кто бежал через окно, а лекари потом говорили, что не каждая лошадь так способна лягнуть, как эта злобная ведьма!
-Так она дерется? – захохотал Питти.
-Всем, что под руку попадается! – Лютио не разделял его веселья и почесывал лоб, вспоминая нечто неприятное. – А рука у нее тяжелая. Я как-то попытался ее образумить и объяснить, что ей необходимо выбрать мужа, если не ради себя, то ради своей младшей сестры, но… Эх, что говорить!.. Бесноватая!
-Выходит, отец не желает выдавать младшую дочь вперед старшей? – задумчиво спросил колдун, внезапно сменив гнев на милость.
-Да он готов на все, лишь бы только пристроить старшую! – Лютио махнул рукой с безнадежным видом. – Но кто женится на ней, покудова демон не изгнан? В каждом доме Фреченто болтают про безумную мегеру, и только из любезности никто не сказал бедному отцу, что дочь его во власти нечистой силы. Но я-то могу себе позволить сказать правду, как будущий родственник! И скажу сегодня же, если ты пойдешь со мной и пообещаешь, что прогонишь беса прочь. Без бесовщины она тут же придет в себя и выйдет замуж, благо о приданом никто не позабыл, а я смогу посвататься к Фосси.
На красивом лице Питти отразилась некая борьба чувств: он сомневался, недовольно хмурился, словно заставляя себя переступить некую черту, а затем, с видом человека, решившего на спор окунуться в ледяной реке, произнес:
-Что ж, я согласен. Беса я изгоню. Но заплатишь мне наперед, а то я знаю таких как ты: окажется, что в долгу у меня отец, а он, хоть и признателен до гробовой доски, знать не знает, отчего я случайно зашел в гости и решил помочь – должно быть, по доброте душевной.
-Как ты мог подумать обо мне такое? – фальшиво возмутился Лютио, но пришло время его лицу принять кислый вид. Он отсчитал монеты, которые Питти тут же отдал хозяину гостиницы, и в гости к господину Дунио, почтенному отцу двух дочерей, наш чародей отправился в подобающем виде: бархатный плащ лишь самую малость измялся в сундуке.
-Как зовут злобную ведьму? – рассеянно спросил он по дороге.
-Жустина! Ох, только сказал – и мороз по коже! Здесь еще сто лет этим именем никого не назовут – настолько дурная слава у девицы. Будь с ней осторожен, как с бешеной собакой. Впрочем, я не знаю, как у вас чародеев принято – дозволительно ли бить женщин, которые не приходятся вам женами? У нас, дворян, бить можно только жен и дочерей, чтоб не впасть в бесчестье, а о вашем брате чего только не болтают…
-К рукоприкладству я не склонен, и, как видишь, безоружен, - любезно отвечал Питти, но нервно комкал носовой платок, бог весть зачем извлеченный из кармана. Ему не по нраву было то, что он собирался совершить, однако отказаться от того, что само упало в руки, тоже никуда не годилось.